Включено? Начинаем? У нас тут есть несколько вопросов от Владимира из России о Пападжи. Вопрос первый:
«Во время вашей работы над фильмом «Call оff the Search» вы много общались с Пападжи. Каково было его отношение к фильму?
Как он себя вел во время съемок? Трудно или легко было с ним работать?»
Он был очень воодушевлен этим. Случилось так, что мой друг Джим Лемкин пытался в Тируваннамалае снять фильм о природе счастья. Он был убежден, что сможет найти в Индии людей, которые или очень бедны или еще по какой-то причине находятся в трудном положении, но тем не менее, очень счастливы. Он хотел снять фильм о том, как бедные люди могут быть счастливы. Но дело у него не ладилось, было недостаточно денег, гранта у него не было, ему приходилось делать все за свой счет. Он уже бывал у Пападжи, и я предложил: «Почему бы не поехать в Лакнау и не спросить Пападжи, можно ли снять фильм о нем?» Потому что в то время было много людей, которые были бы более чем счастливы оплатить все расходы, у которых было достаточно денег, чтобы сделать фильм.
Я поехал в Лакнау, Джим появился через несколько недель с предложением сделать такой фильм. Пападжи сразу проникся этой идеей. Он позвал меня и сказал, чтобы я тоже принял участие. Я понятия не имел, как снимаются фильмы, до этого я никогда в жизни не делал фильмов, не было технических знаний, я не представлял, что включает в себя производство кинофильма.
Думаю, что Пападжи подключил меня к процессу в качестве консультанта по содержанию. Джим читал лекции по фотографии, производство фильмов было его работой, но не думаю, что он был полностью погружен в то, как Пападжи видит мир, в его учение, понимал, как представить учение так, чтобы Пападжи это одобрил. Это мои догадки.
Я сам долго думал как преподнести материал так, чтобы фильм давал должное представление о Пападжи. Первое что я решил сделать, это взять длинное интервью, в котором я задавал бы вопросы и, Пападжи, как я надеялся, рассказал бы о своей жизни и различных ключевых моментах своего учения. Мы могли бы включить какие-то кадры из этого интервью в фильм.
Так была создана та часть фильма – если вы смотрели «Call off the Search” [в русском переводе название передано с точностью до наоборот «Зов поиска» -- прим. пер.] – в которой на заднем плане цветущие бугенвили, мы снимали это в парке местного правительства Лакнау. Получилось очень хорошее интервью, настолько хорошее, что в конце концов мы из него сделали отдельный фильм и он тоже поступил в продажу.
Люди были очень почтительны, вежливы и сверх уважительны по отношению к Пападжи. Это весьма здорово, если вы хотите показать отношения между Гуру и учеником, но совсем не является необходимым, если хотите снять хороший фильм. Был один человек, мой друг, по имени Рама (Кроуэл), который год назад провел долгое время в продолжительных и горячих спорах с Пападжи, обсуждая с ним философию адвайты и его учение. Это был не такой человек, который сидел бы тихо и говорил: «Да, Пападжи, да». Этот человек обладал очень хорошим интеллектом, крепкими мозгами, и ему нравилось бросать вызов. И я подумал, что это как раз то, что нужно, нам нужен кто-нибудь, кто мог бы расшевелить Пападжи и немножко спровоцировать его. Потому что исходя из моего опыта, ему нравилось, чтобы его провоцировали, и чем больше вы провоцировали его, тем более сильным, энергичным образом окликалось его Учение. Так что я предложил, чтобы мы привлекли Раму и поручили ему взять интервью. Поначалу он (Пападжи) воспринял это без энтузиазма. Он сказал, что общался с этим человеком целый год, тот его не слушал, не понимал. А я сказал, что именно это и хорошо, что нам нужен кто-нибудь с довольно скептическим отношением, кто-то такой, кто бросил бы вам вызов, потому что когда вам бросают вызов, вы очень хорошо отвечаете. И Пападжи с этим согласился. Мы пригласили Раму и сделали еще одно хорошее интервью. Его куски вошли в фильм – те эпизоды, которые сняты в библиотеке с тысячами книг на заднем плане. Рама был вежлив, уважителен, но он определенно довольно сильно провоцировал его. И это вызывало очень хорошие ответы со стороны Пападжи. А когда все закончилось – это не вошло в фильм «Call off the Search”, но есть в интервью – Рама разрыдался, он не мог больше играть в эту игру, он просто расплакался, встал с места и обнял Пападжи, а Пападжи рассмеялся и сказал: «Ты очень хорошо сыграл свою роль, отличная работа». Вот еще такой был момент в фильме.
Каждый раз, когда я предлагал что-то: включить то, включить се -- он все принимал с радостью. Он хотел, чтобы фильм вышел. Я предложил, чтобы мы снимали его обычные сатсанги в течение какого-то времени, просто чтобы получить хорошую подборку разных людей, которые приходили на встречу с ним, зафиксировать разные типы вопросов и его ответов. Это было в начале лета, в Северной Индии в это время года за окном что-то около 35 градусов. Мы каждый день устанавливали направленное на Пападжи освещение в несколько тысяч ватт. А с каждым днем становилось все жарче и жарче. Дискомфорт его не беспокоил. Что его беспокоило, так это…
Главной чертой его характера было: «Я хочу, чтобы это случилось сейчас!». Это в нем было очень сильно, он не верил в откладывание, не верил в длинные последовательные проекты. Например, когда я начал редактировать его интервью (для книги), меньше чем через неделю он стал спрашивать, где же книжка, я хочу видеть книжку. Он и в самом деле не понимал, что такое процесс создания книги или фильма, который занимает недели, а иногда и месяцы, и вам нужно уделять много внимания разным деталям, редактуре, корректуре, первый вариант, второй вариант, третий – все это касается фильмом, так же как и книг. Так что – это, конечно, не негативный, но скажем так, единственный не позитивный момент со стороны Пападжи – это было его нетерпение: «Ну где же ваш фильм? Я хочу посмотреть этот фильм. Давайте быстрее». Я пытался записывать как можно больше сатсангов, чтобы получить побольше материала, а Пападжи говорил: «Давай, давай, у тебя уже достаточно. Иди делай свой фильм».
В конце концов получилось, что мы снимали фильм вероятно около трех или четырех недель, его основную часть. Потом я сказал ему, что хотел бы поговорить с людьми, у которых были сильные переживания в его присутствии. Ему и это тоже понравилось. Он даже позвонил некоторым своим старым индийским преданным и попросил их прийти к нему домой и принять участие в фильме. То есть, благодаря ему, возникло хорошее сотрудничество с Сатсанг Баваном [люди, которые занимались организацией сатсангов – прим. пер.] и с его старыми преданными – он хотел, чтобы люди перед камерой рассказали о своих переживаниях. Нужно понять, что это было важнейшим элементом в подходе Пападжи к учению. Он хотел, чтобы люди публично вставали и говорили: «Да, у меня было это чудесное переживание», -- потому что он говорил, что главным препятствием в получении этого переживания является сомнение. Он говорил: «Я могу сказать, что у меня присутствует это переживание, а мне отвечают, что ты мол великий святой, великий Гуру, а я только обычный человек». Он говорил: «Сомнения такого рода – это то, что препятствует вашему пониманию и непосредственному переживанию того, о чем я говорю в данный момент. Так что для того чтобы преодолеть такие сомнения вам нужно увидеть, что обычные люди, такие же как вы сами, вставали и абсолютно полные света говорили: «Я получил это. Со мной что-то произошло». И кода он видел этот свет в чьем-то лице, он говорил: «Встань и скажи всем, что с тобой произошло». И люди вставали в этом состоянии экстаза и пытались рассказать, что с ними происходит.
В те дни такие случаи бывали несколько раз в неделю. И воздействие всех этих людей, дающих публичное свидетельство того, что они открыли в его присутствии, было на самом деле очень сильным, причем имело накопительный эффект. Сомнения исчезали, люди прекращали думать, что это какое-то великое, чудесное состояние, над достижением которого нужно работать и работать в течение многих жизней. Они думали: «Я же его знаю, я с ним вчера пил кофе. Если уж с ним такое случилось, то и со мной это сегодня случится». И люди приходили на сатсанг, действительно думая, что это может сегодня с ними случиться. Они верили, что это случится, хотели этого. И этот небольшой сдвиг на самом деле был как раз тем, чего многим не хватало, для того чтобы до них по-настоящему дошло то, о чем говорил Пападжи, и чтобы получить непосредственное переживание этого.
Так что публичное свидетельство было для него очень важно. Когда он начал посылать людей, имевших это переживание в Лакнау, на Запад, чтобы они проводили беседы, он часто говорил, чтобы они рассказывали не об учении как таковом, а о том, что с ними произошло в Лакнау. Разница очень тонкая. Он хотел, чтобы обычные люди возвращались в свои страны и говорили своим друзьям и знакомым: «Я съездил в Лакнау, со мной произошла удивительная вещь. Если хотите, чтобы и с вами произошло нечто похожее, поезжайте туда и, возможно, с вами тоже такое случится».
Он говорил: «Я уже не могу ездить по всему миру. Поведайте людям об этой Истине. Вы почувствовали здесь ее вкус. Люди прочитают это в ваших лицах, вы светитесь, в вас горит огонь, в вас что-то переменилось. Поезжайте обратно, откуда вы приехали, расскажите своему другу, своей матери, знакомым: «Смотрите, что произошло со мной, это реально, я нашел это. Если вы тоже этого хотите, обрести это можно так-то и так-то».
Это было вторым ключевым моментом процесса. Ему нравилось, чтобы люди на сатсангах свидетельствовали о том, что происходит, чтобы люди постепенно избавлялись от своих сомнений, и если кто-то спрашивал, может ли он давать сатсанги, может ли сам учить, Пападжи часто говорил: «Возвращайся в свою страну и расскажи людям, что с тобой произошло». Таким образом, у многих людей станет меньше сомнений, к нему будут приезжать еще, и процесс будет продолжаться.
Меня там не было, когда это произошло, но мой друг, который жил у Пападжи в его доме (Narhi house) в центре Лакнау, рассказывал, что Гангаджи несколько раз писала Пападжи, спрашивая, может ли она давать сатсанги, и после трех или четырех таких письменных попыток он в конце концов сказал: «Пригласи своих друзей на чай и расскажи, что произошло с тобой в Лакнау». Это, как я думаю, главное, что он хотел от людей, уезжающих из Лакнау.
Александр: Я помню один эпизод из вашего фильма. Там был парень из Иерусалима. Я видел его и на записи сатсанга, а потом он давал интервью в вашем фильме. Каково ваше мнение, что с ним произошло? Это было частью его осознания или чем-то еще?
Дэвид: Как его звали, я забыл?
Александр: Я не знаю.
Дэвид: Я знаю, о ком вы говорите. Он стоял, так вот раскинув руки.
Александр: Да-да. Это был его первый день с Пападжи.
Дэвид: Да, это было очень сильное переживание. Как раз накануне моего приезда, меня там не было, когда все это случилось. Я с ним разговаривал, когда начал брать у людей интервью, о том что с ними случилось в Лакнау. Должен сказать, что это достаточно сильно меня впечатлило. Я редко до этого бывал в Лакнау, знал там немногих. Почти сразу же после того как Пападжи согласился, чтобы я снимал фильм, я встал на сатсанге, когда Пападжи уже ушел, и объявил, что хотел бы встретиться со всеми, у кого было сильное трансформирующее переживание в присутствии Пападжи. Я не знал, кто придет, сколько было таких людей, я просто организовал съемки в доме Питера Гордона -- у него был симпатичный домик с садом в центре Лакнау. Я сказал, что все, кто хочет, могут придти к двум часам и мы запишем их истории. И когда я туда пришел, там было что-то похожее на первый день распродаж -- выстроилась длиннющая очередь. Я просто не понимал, когда делал объявление, у скольких людей в этом зале были удивительные переживания. И мы принимали всех одного за другим, люди входили и садились перед камерой. Я понятия не имел, кто они такие, приходилось спрашивать: «Как вас зовут? Мы никогда не встречались. Пожалуйста, расскажите мне вашу историю». В таком духе. Мы начали в два часа по полудню. Тогда использовали довольно дорогую кинопленку ¾ дюйма. И мы снимали непрерывно часа четыре. Я был абсолютно поражен тем, сколько людей пришло, насколько сильно у них произошло раскрытие, насколько они затронуты Истиной. Наверное правильно назвать то что они пережили «легким озарением», они в тот определенный момент осознали, кем на самом деле являются, утратили чувство личного отождествления, идею о том, что являются конкретной личностью. И у них была очень убедительная манера рассказывать об этом на публике. Еще и это я счел весьма поразительным. К тому времени я провел в Индии 25 лет, я прочитал всю духовную литературу, знал язык, прочитал классические тексты по адвайте, писания, учения основных гуру – так что я знал, как эти гуру говорят, как об этом сказано в Упанишадах, у меня была хорошая подготовка в данной области.
А некоторые люди тогда в Лакнау были совсем не в курсе, они понятия не имели о теме. Они просто садились, я давал сигнал говорить, и они говорили так, как будто читали главы из Упанишад! Причем с абсолютной неколебимой уверенностью, что знают Истину и собираются рассказать тебе, каково это быть в этой Истине. И они убежденно описывали вещи так же, как те же вещи описывали поколения мудрецов, как это делали писания, созданные две-три тысячи лет назад. Те же аналогии, тот же самый способ выражения. Но делали это абсолютно свежо, они просто смотрели в себя, чувствуя эти переживания, и говорили, да это так, это случилось со мной. Мне казалось удивительным то, что люди, которые имели очень небольшую подготовку, очень небольшой опыт могли это переживать просто в присутствии Пападжи, который мог посмотреть на них и сказать: «Посмотри на Себя Самого, исследуй Себя». Это не было какой-то практикой, в которой по истечении десяти лет с тобой могло что-то случиться. Он говорил: «Узнай, кто ты есть, здесь и сейчас, пока сидишь передо мной». Он мог говорить это, шутя, мог говорить серьезно, мог сказать, чтобы ты посмотрел на свое «я», откуда оно берется – для каждого был свой прием, свой способ заставить человека обратиться внутрь себя. И у столь многих людей после одной встречи, двух или трех лица вдруг загорались, они получали это в тот самый момент.
Несколько лет спустя Пападжи как-то между делом сказал: «Мне просто нравится смотреть на это, на то, как этот момент происходит. Я вижу это как вспышку света, исходящую у человека из головы». То есть просветление действительно означает «свет», в том смысле, что если посмотреть на человека, который только что сбросил это ощущение «я», ощущение ограниченности в теле, все твое тонкое тело взрывается, и из тебя вырывается это световое излучение. Он говорил, что это такое великолепное зрелище, когда кто-то находит эту Истину внутри самого себя и видно как все существо взрывается и на лице появляется радость! И это происходило, когда я впервые туда приехал снова и снова, раз за разом.
И они не были какими-то избранными или продвинутыми, это были обычные люди. Они приехали в Индию в поисках Истины, они хотели ее найти, хотели найти Гуру, услышать учение, они по многим признакам ничем не отличались от тысяч и тысяч людей, которых можно найти в различных духовных группах по всему миру. Они приехали в Индию, по стечению обстоятельств оказались перед Пападжи, он мог просто посмотреть на них, сказать какое-то слово, поговорить пять минут, и эти люди попадали в то состояние, которого другие безуспешно добивались в течение многих жизней!
ОК, кажется я немного отвлекся. Где же мои очки? Следующий вопрос.
Трудно или легко было с ним
работать?
Ох, я думаю каждый… Из того, что я только что сказал, ясно видно, насколько сильно я люблю, уважаю, восхищаюсь этим человеком. Но я должен сказать, что он был человеком тяжелым. И семья, и каждый, кто был с ним в тесном контакте, -- все согласились бы, что с ним не легко было жить, с ним нелегко было работать. Он мог быть несдержанным, раздражительным, резким, грубым – любое личностное качество, которое может вас вывести из себя – он мог проявить любое из них или все сразу. Но за всем этим было абсолютное огромное пламя джняны -- думаю такими словами лучше всего можно описать. Люди попадали в его присутствие, искали ли они встречи с ним, или сомневались в нем, -- но это пламя было настолько сильным, что оно перекидывалось на людей, которые ему встречались. Думаю, именно в этом была его роль, его функция, и он делал это очень-очень хорошо в течение всей своей жизни.
Я говорил с его дочерью, Шивани, потому что… вот еще один интересный момент. Я однажды спросил Пападжи, с какого времени он стал Гуру, думая, что он обозначит время что-нибудь в конце 40-ых, время, когда он покинул Раманашрам, или, возможно, когда переехал из Пакистана в Лакнау. А он удивил меня, сказав, что с восьми лет. Я подумал, что нет, такое невозможно. Он сказал: «Нет-нет, я проповедовал учение Будды на городской площади в Ляльпуре, когда еще был ребенком, и люди ко мне приходили, хотя я и был маленьким мальчиком; приходили домой за какими-то советами, я даже не понимал почему. Где бы я ни был, это было моим уделом принимать людей. Мне не нужно было никого искать. Мне было не спрятаться. Один из уроков, который я усвоил в своей жизни, -- это то, что мне не укрыться, потому что те люди, судьбой которых было встретиться с Истиной и пережить ее, так или иначе пересекались со мной. Таков сценарий, по которому живет Вселенная. Этим людям предначертано было встретиться со мной. Для меня не было смысла укрываться от этого, потому что я знал, что все эти встречи запланированы, и я могу убегать и прятаться, но все равно в какой-то момент встречусь с этими людьми, которым я нужен, и что-то произойдет».
И когда я в следующий ее приезд разговаривал с Шивани, которая родилась, думаю, примерно в начале-середине тридцатых, я спросил, в какие годы Пападжи начал давать сатсанги, что он мне сказал, будто с восьми лет – так ли это на самом деле или он слегка преувеличивает. Она ответила, что может что-то вспомнить года примерно с 40-го, т.е. до того как он приезжал к Багавану; что они много переезжали с места на место, потому что у он менял работу. Она сказала, что одно помнит точно: куда бы они ни приехали через день-другой люди начинали приходить к ним в дом. «И не имело значения, что мы закрывали двери и запирали ворота, люди начинали лезть в окна». Даже в начале сороковых они приезжали в новое место, и не проходило еще недели, как люди уже пытались найти с ним встречу. В нем было что-то, и люди знали это. И даже запертые двери не могли их удержать. Им нужно было до него добраться.
Вот еще по этой теме. Один из его старых преданных, который его хорошо знал в 70-е и 80-е, когда он много времени проводил в Харидваре и Ришикеше просто прогуливаясь туда-сюда вдоль Ганги вспоминал, как он говорил: «Давай прогуляемся». И они шли по берегу Ганги, как вдруг он говорил: «Нет-нет, я знаю, куда нам нужно попасть. Пойдем в такой-то ресторан в городе». И они туда шли, а потом минут через десять-пятнадцать, безо всякой видимой причины Пападжи поворачивал направо или налево и шел уже в другом направлении. И мой друг спрашивал, куда же они идут, а Пападжи отвечал, что не знает. Так зачем же мы повернули налево? – Не знаю. Я должен был здесь повернуть налево, должен пойти сюда. Не проси меня объяснить. Что-то заставило меня повернуть сюда. И они шли: пять минут, десять, пол часа. А потом как будто бы из ниоткуда – или на обочине дороги или где-нибудь в ресторане – кто-то появлялся, и Пападжи знал, что это именно та встреча, которая запланирована в тот день. И хотя утром он мог решить, что нужно пойти по такой-то дороге в такой-то ресторан, на пол пути сила Самости могла заставить его повернуть налево, пройти три километра в другом направлении, потому что эта сила знала, что он нужен в определенном месте определенному человеку, и что каким-то образом это общение Гуру-ученик должно было произойти.
Мой друг говорил, что такое случалось постоянно. И Пападжи всегда принимал это. Он говорил, что доверяет той силе, которая заставляет его делать такие вещи. «Когда я неожиданно обнаруживаю, что поворачиваю на 90 градусов и начинаю взбираться в гору или еще куда-то, я не говорю себе, что этого делать не следует, что я еще не пообедал, и незачем мне лезть на эту гору. Я прожил свою жизнь в этой Тишине, я доверяю этой Тишине, и если эта Тишина поворачивает мое тело на 90 градусов и заставляет идти в другом направлении, это даже не «я» -- тот, кто принимает, просто есть знание, что мне нужно идти в том направлении, потому что на том пути в тот день должно что-то случиться».
И он шел, встречал какого-то человека, у которого случалось сильное переживание, и часто просто уходил. Вот еще один действительно странный аспект его учения. В течение всей жизни у него бывали, казалось бы, случайные встречи с людьми, готовыми получить прямое переживание Себя. Он встречался с ними в самых разных местах, на обочине дороги, в горах; они разговаривали какое-то время, проходила передача, они пробуждались. И конечно, человек спрашивал: «Кто ты? Откуда? Я тебя никогда раньше не видел. Где ты живешь? Пожалуйста, будь моим Гуру! Я буду всю жизнь служить тебе!» А Пападжи говорил: нет. Он не называл ни своего имени, ни адреса, не давал никакой информации. Его работа была закончена. Он приходил, передавал кому-то опыт и уходил прочь из их жизни, оставаясь незнакомцем.
Так случилось и с Мирой. У нее был совершенно удивительный опыт первого знакомства с Пападжи. [см. http://papaji.narod.ru/meera.htm]
Если посмотреть старые видеозаписи 92-93 годов или даже послушать старые аудио, наиболее часто встречающийся шум – это смех. Каким-то образом в его присутствии ум людей почти совсем исчезал, и в этом было такое облегчение, что люди постоянно хихикали. Меня это раздражало. На первых видео Пападжи, которые я посмотрел, на первых аудио, которые послушал, Пападжи мог сказать что-то совсем обычное, например: «Сейчас половина одиннадцатого, скоро мне нужно идти», -- и все начинали смеяться, как будто это самая смешная шутка, которую они слышали. Я думал: «Что-то с этими людьми не то. Ну что смешного в том, что Пападжи сказал, что сейчас половина одиннадцатого?» И медленно-медленно я начал понимать…
Даже если вы не переживали этого опыта большого взрыва: я просветлен, я свободен, присутствовало постоянное неявное ощущение мира, радости, блаженства просто от бытия – я ничего не сделал, просто сижу перед ним, слушаю его, и вы пребывали в состоянии какого-то безмыслия, когда все, что кто-нибудь скажет или сделает было просто веселым.
Камера иногда направлялась на аудиторию. Просто посмотрите на эти полторы сотни человек. Это группа из самых счастливых лиц, которые вам когда-либо доводилось видеть в жизни. В этом человеке было что-то… это не была радость связи -- он неразделимо пребывал в этом состоянии радости. И поскольку он пребывал в этом состоянии, если вы сидели перед ним, он каким-то образом передавал эту радость внутрь вас -- это то, чем вы на самом деле являетесь, не теряйте времени понапрасну, пребывая в несчастье, в страдании, когда у вас есть такое переживание. Просто перестаньте обращать внимание на ум, на ваше прошлое, ваши мысли. Просто будьте тем, что вы есть в данный момент, и вы обнаружите, что вы тоже есть эта радость.
Этот вопрос занял у нас много времени. У вас много пленки?
2. «Каково было ваше первое впечатление, когда вы встретили Пападжи?
Оправдал ли он ваши ожидания или это было что-то вне всяких ожидания?»
У меня была очень приятная первая встреча с Пападжи. Прежде чем описать ее, должен сказать, что Пападжи пытался сделать так, чтобы я приехал к нему несколько лет, прежде чем я действительно приехал, но странным образом ни одно из его посланий так и не дошло до меня. Для меня это осталось загадкой.
Мой друг был в Харидваре в 1987, и Пападжи сказал: «Ты собираешься в Раманашрам. Скажи Дэвиду Годмэну, что я хочу его видеть». Я до этого никогда не встречался с Пападжи и понятия не имею, какое у него могло быть ко мне дело. И тот человек приехал сюда, и ничего мне не сказал. Почему он ничего не сказал, это его дело, но он не передал послания.
Потом Сарендра, сын Пападжи, как-то случайно уже после того как Пападжи умер, сказал: «Кстати, как долго ты жил в той гостинице в Бангалоре?» Я спросил: «В какой гостинице?» Сарендра сказал: «Я видел, как он писал письмо, когда был с ним в Харидваре. Он писал: «Уважаемый мистер Годмэн! Я приезжаю в Бангалор в такой-то день. Пожалуйста, ждите меня в холле такой-то гостиницы в девять часов»». Я сказал: «Я не получил это письмо». Сарендра сказал: «Но я посылал его тебе. Он передал мне это письмо и сказал, чтобы я послал его Дэвиду Годмэну, что он хочет встретиться с тобой в Бангалоре».
Все эти попытки вызвать меня чудесным образом не осуществились. Понятия не имею, почему. Думаю, он каким-то образом узнал, что я должен был принять участие в его деле, но его первые несколько попыток это осуществить, закончились ничем.
Я писал, скорее даже составлял книгу «Сила присутствия», которая представляла собой антологию воспоминаний учеников Раманы Махарши, в которой каждый человек рассказывал о своих непосредственных переживаниях с Багаваном, о том что случилось, когда они приехали, какое влияние он оказал на их жизнь и так далее. Я подумал, что он очевидный кандидат на попадание в эту книгу, но я знал, что он никогда не написал бы воспоминаний сам. Я уже был о нем наслышан, и каждый мне говорил, что это не тот человек, который сядет писать статью.
И я написал ему письмо, где говорил, чтобы он просто наговорил свои воспоминания на магнитофон, что я задам ему несколько вопросов, а он записал бы ответы на магнитофон и выслал мне пленку, что я напишу статью от первого лица и пошлю ему ее на проверку. Думаю это было году в 91-м. На одном из утренних сатсангов он сказал: «Сегодня я отвечу на вопросы Дэвида Годмэна», -- и вынул мое письмо.
И он ответил на них, один за другим. Получилось очень хорошо. Вся история его жизни: его ранние переживания, опыт самади, период освободительной борьбы, армия, его преданность Кришне, как он встретил Багавана – все там было. Но это не было достаточно целостно, и кое-что из того, что он сказал, казалось противоречивым. Я попытался, как мог, соединить его ответы в одну историю, но некоторые куски не состыковывались друг с другом.
Так что я снова написал ему и сказал: «Да-да, большое спасибо, чудесные истории. Но что было сначала, то или это, и когда вы в этом месте говорите то…» -- и все в таком духе.
Две недели спустя он прислал мне еще одну кассету, на которой рассказал всю свою историю жизни еще раз точно так же как рассказывал ее первый раз, не ответив ни на один вопрос, чтобы я мог разобраться, что было сначала, а что потом. Тогда я понял, что должен увидеть его и спросить, было ли, например, то-то и то-то в сороковом году или в пятидесятом.
И я написал ему и спросил, могу ли я приехать на пару недель, чтобы увидеться с ним, что мне нужно разобраться с последовательностью событий, и особенно в том, что касается Багавана, что он сказал при первой встрече, что во время второй, что во время третьей; что мне нужно сесть с ним вместе и как следует все понять. Он ответил, что да-да-да, пожалуйста приезжай.
И я поехал. Он меня встретил очень хорошо, поселил в одном из гест-хаузов недалеко от своего дома, пригласил меня каждый день приходить к нему обедать, усадил за стол. У него была привычка: когда он знакомился с новыми людьми, он показывал им интересные места там, где в данное время жил. Например, если он жил в Харидваре, он брал их с собой, чтобы показать все знаменитые ашрамы, брал на прогулки вдоль Ганги. Если там в это время были какие-нибудь известные святые, к примеру Анандамайя-ма или еще кто-то, он водил смотреть, как люди стоят, чтобы получить даршан, в характерном жесте сложив ладони. Это было частью его гостеприимства. Он всегда гулял с человеком, проводя небольшие экскурсии, показывая местных святых и свами и другие достопримечательности. Мне он тоже устроил большую экскурсию по Лакнау, мы ходили в зоопарк и в разные другие места…
Была одна проблема -- сейчас я об этом вспомнил – у меня было только две недели. У меня осталось дело в Тируваннамалае, и я обещал вернуться не позже чем через две недели, потому что человек, который работал со мной должен был вернуться в свой колледж в Дании не позже определенной даты. Иначе он потерял бы большую часть своего правительственного гранта. Так что у меня была определенная дата, когда мне нужно было возвращаться в Тируваннамалай, иначе мой друг потерял бы несколько тысяч долларов. Это был предельный срок.
Я приехал и, думаю, дня через три, умерла его жена. Так что это было не лучшее время для него, у него немного было свободного времени.